Вот с того самого вечера мы уже не расставались. Оказалось, что пауза в наших отношениях была связана с его страхами: он тоже боялся, что я расскажу кому-нибудь о нашем первом танце. Он наблюдал за тем, что происходит со мной, полагая, что меня гнетет случившееся, думая, что нанес мне рану.

Как часто люди не понимают друг друга, теряют друг друга только потому, что не решаются друг с другом говорить! Слава Богу, что мы остались вместе!

С того самого вечера мы, кажется, ежедневно (а иногда и несколько раз на день) находили возможность уединяться, обнимать друг друга, целоваться. Чаще всего именно я провоцировал его. Мне так нравилось видеть блаженство на его лице, доставлять ему наслаждение, чувствовать, как вздрагивает его тело, когда сперма гейзером выплескивается из его крепкого члена! Мне по-прежнему не удавалось глотать ее: я старался, но организм выталкивал, я опять отхаркивался, он опять вытирал мои губы платком:

"Не надо, - говорил он мне, - не мучайся".

И старался не кончать мне в рот, вырываясь в последние мгновения. Но я сам хотел этого и знал, что когда-нибудь у меня получится!

Я сосал у него с такой радостью и с таким наслаждением! Не знаю, с чем это связано, но его плоть, обнимаемая моими губами,- уже сам этот факт действовал на меня, как сильнейшее возбуждающее средство. Я сосал в его комнатке киномеханика, в своем рабочем кабинете, пряча его в шкафу (я открывал дверцу, как будто что-то искал, а на самом деле сладострастного облизывал его хуй), в кузове крытой бортовой машины, когда ездили в гарнизон за новыми фильмами, в сушилке - всего не упомнишь. Мне нравилось расстегивать несколько пуговиц на его ширинке, доставать оттуда его мощный член и вгонять его себе в горло, оставаясь при этом одетыми. Это было прикольно и удобно: наслаждаться можно, где только вздумается, а в случае чего, можно быстро "замести следы". Но больше всего я любил гладить его тело, целовать плечи, живот, ноги. Для этого и он, и я должны быть абсолютно голыми. Это удавалось реже, но приносило мне ни с чем не сравнимое наслаждение гармонии и единения.

Однажды нам был подарен такой вечер, когда времени было предостаточно. Мы могли любить друг друга, не рискуя быть пойманными. Мы обнимались, целовались, я медленно раздевал его. Он отстранял меня, чтобы разглядеть всего, мял своими сильными руками и раздевал меня. И вот мы уже совсем голые стоим в центре круга из наших разбросанных армейских шмоток: вывернутые кители, штаны, сапоги, портянки, синие трусы, белые майки - все перемешалось. Я опускаюсь к его соскам, теребя их язычком, опускаюсь к животу, ощущая возле шеи его нетерпеливый член, открываю губы и впускаю его.

Он начинает медленно ебать меня в рот, гладя мои волосы... Какое блаженство! Он чувствует, что чересчур возбужден и может кончить теперь же, поэтому отрывает меня от члена (я сопротивляюсь и не хочу отпускать его), поднимает наверх и ласково, благодарно целует в губы.

"Мне нужно передохнуть", - отходит и садится на стул между двумя старенькими киноаппаратами. Делать нечего! Придется подождать. Я подхожу к нему... чем же заняться? Постоял, подрачивая свой член, он улыбнулся:

"Ну, подожди ты немного". Притянул меня к себе, и я как-то неожиданно оказался на его коленях. Нужно ждать! Я обнял его за шею и стал ждать. Так еще никогда не было... я никогда не сидел ни на чьих коленях. Мне было хорошо, как ребенку. Я обнял еще сильнее и поцеловал его в шею. Он как-то особенно задышал и спросил тихо:

"Хочешь?"

Я тут же ответил: "Хочу". "Интересно, о чем он спросил", - думал я (впрочем, лишь из любопытства... для него я был готов на все).

Он поднял меня, снял с вешалки шинель и расстелил ее на полу.

"Ложись".

"Как?" - я все еще не понимал.

"Ложись на живот".

Я лег на живот. Он осторожно лег сверху, накрыв меня собой, как одеялом. Стало так тепло, особенно у ягодиц, и так приятно ощущать его тяжесть. Он дотронулся языком до мочки уха, провел по нему и стал целовать, целовать как-то требовательно, настойчиво. Я почувствовал, что должен подчиняться и расслабился под ним. Голова закружилась от тепла и ласки, как от вина. Я задрожал от удовольствия, чуть приподнял ягодицы, чтобы чувствовать горячий упругий член еще острее. Он целовал мои плечи, спину, слегка покусывая. Потом мял спину и ягодицы руками, приподнявшись надо мной, потом раздвинул их и... затих. Я уже догадывался о том, что ему нужно, но я никогда этого не делал и никогда не видел, как это делают. Я замер в ожидании: все, что захочешь, я буду стараться, чтобы тебе было хорошо! Слюна полилась куда-то между раздвинутыми половинками. Я почувствовал ее, вздрогнул и догадался, что это слюна. Он отпустил ягодицы. Мне стало любопытно, что он там делает. Чуть повернул голову. Он тщательно смазывал свой член слюной, проводя рукой по всему стволу, затем снова навалился на меня:

"Можно?".

Я выдохнул: "Да".

Что-то горячее, нестерпимо приятное входило в меня. Мне хотелось вытолкнуть и впустить глубже одновременно. Какие-то незнакомые ощущения, какая-то приятная боль. Он входил медленно, но настойчиво. Он входил в меня за наслаждением, но любя меня. Я вздрагивал, извивался. Я выгибался и стонал под ним. Он держал меня крепко, и я чувствовал, как его огромный член движется где-то внутри меня. Я еще пытался сопротивляться, он стал целовать и покусывать шею. Сил больше не было. Я выдохнул и расслабился. Мгновенно, точно почувствовав момент, он вошел в меня до конца... его бедра прижали мои ягодицы к полу.

Я впервые понял, что по-настоящему отдаюсь другому мужчине. Я позволяю трахать себя и делаю это как мужчина. Мне было любопытно наблюдать за ним, чувствовать его. Он испытывал невероятное наслаждение обладать мной... под ним был славный парнишка - его лучший друг, и степень доверия была максимальной. Нас видели только стены, а за ними - всего в нескольких метрах от нас - ходили такие же, как мы солдатики, маясь и теребя в штанах свои изголодавшиеся хуи. Они ходили совсем рядом, не подозревая о том, как я отдавался своему другу, а тот извивался на мне, вгоняя счастливо свой член в мою только что распечатанную попку.

Кажется, это было только вчера! Его учащенное дыхание, потный сильный живот, крепкие руки, ласкавшие меня... Я лежал тихонечко, прислушиваясь к новым необычным ощущениям, боясь все нарушить, и не хотел ни о чем думать. Я знал... то, что я делал, осуждается. Я знал все про это. Но мне было так хорошо, так покойно и счастливо! Не все ли равно, что подумают люди! Бог им судья и мне тоже.

Он оставил себя во мне горячо и нежно.

Сперма разлилась где-то там теплым ласковым кремом и задремала.

Я был ребенком, впервые увидевшим звезды.

Он засыпал...

Я говорил: мне хотелось изменить себя и стать настоящим мужчиной, и я пошел служить в армию. Я пошел в армию, чтобы стать мужчиной.

Я им стал.

Если это возможно понять...